20 августа Володя Родичев, Юра Беляев, (Симферополь), Сергей Евдокимов (Пермь), Мирон Михалевич, Леся Вовк (Львов), Саша Осипов (Ялта), ведомые Пашей Петровы, делают сегодня заброску снаряжения до 200м. Первый выход добавил мелких проблем. Телефонный провод, оставленный предшественниками - перебит в нескольких местах, и это на первых ста метрах. Чтобы не искать обрывы, пришлось мне возвращаться на поверхность, брать свою катушку и провешивать новую нитку до лагеря 400.

На молчаливый вопрос Гены - ответил, что мой провод мне роднее. А топосъемку сделаю в свободное время своей бригадой, поскольку кроме проверки связи, взял на себя и это хлопотное дело.

 Самохваты знаменитой фирмы (изготовленные самопально на западе Украины по четвертному за штуку) упорно не идут по глиняной веревке уже на первом колодце. Наученные прошлогодним горьким опытом использования "фирменной продукции" мы всем демонстрируем свои "гиббсы" и придуманный способ закрепления "стопа - колено". Высшая оценка наших усилий на этом поприще прозвучала на 900-метровой глубине из Пантиных уст под рев водопада на 45м колодце: «Серый! Эту пару я забираю себе - "жумары" выкину... Пусть другие мучаются».

Лагерный быт строг и непритязателен: с утра - построение; ставятся задачи на день. Но прежде чем разойдутся в разные стороны рабочие группы экспедиции, звучит обязательная фраза:

-          Бабы - на дерьмо, мужики - по воду.

При всей своей грубости, смысл в ней по житейски незамысловат и прост. Единственное топливо на плато – кизяк, остающийся от десятков мирно пасущихся лошадей. Огромные полиэтиленовые мешки наполненные продуктом переработки здешней скудной растительности весят ничтожно мало, по сравнению с втрое меньшими мешками со снегом. Воды проточной на поверхности нет. Ее добывают из воронок, в которых еще сохранился снег. А поскольку мы в этом сезоне здесь не первые, то идти до уцелевших  снежников приходится минут двадцать. Воды постоянно не хватает и однажды блюстители личной гигиены устраивают себе баню, расплескав трехдневный неприкосновенный запас влаги.

Основной пункт моих переживаний - кадровый: чтобы наши не оказались слабаками на общем фоне, оказался напрасным. Пермяки держатся прекрасно, работают все инициативно и с энтузиазмом.

С дисциплиной здесь немного трудновато. В экспедиции высок процент новичков и начинающих, что создает определенные сложности. Забавно наблюдать за страданиями городского шаркуна, среди утомительного однообразия пожухлой растительности, беспощадного солнца, да серых скал. Выбитый из привычной колеи, по собственному желанию (!), переместившийся в совершенно другие координаты моральных критериев и оценок, он теряется, потом теряет сознание (оказывается азиатское солнце не щадит не только наши изнеженные Уральские шкурки, но и привычную к высокому ультрафиолету Крымскую кожу). Набиваются мозоли, где только можно, не говоря о бесчисленных волдырях от солнечных ожогов на лбу, ушах, носах и иных выступающих частях.

Похоже у Крымчаков идет какой-то, невидимый посторонним, внутренний процесс сопровождающийся криком, шумом и сильно натянутым консенсусом. В этом горниле выделяется активностью поджарая фигура Шуры Шевчука, всегда готового поруководить, выдвинуть свежую идею, или бросить всю силу своего голоса в защиту попираемых свобод и равенства (нести равный груз, дежурить на кухне, да мало ли в экспедициях причин для всеобщего равноправия).

Через дюжину лет мы узнаем, что примерно так рождается демократия. С демократией тоже напряженка. Как совместить высокие цели с низменными, но справедливыми гигиеническими требованиями? И подобных коллизий не счесть. Тот же гигиенический вопрос решается элементарно просто:  хочешь подмываться носи себе воду сам - но до любителей коммунальных удобств такое решение само не приходит, приходится объявлять его на общем построении.

21 августа. Сегодня под землю уводит свою группу заброски Шура Шевчук. Сережа Белинский, Олег Чурин, Коля Малков, Володя Калашников, Коля Гротус, Валера Мельников, Юра Савутин (Симферополь), Ярослав Горох (Львов) несут и несут мешки под землю, которые станут нашими базами, навеской, питанием.

Инициирую выход своей Пермской группы на топосъемку и климатические замеры. Действуем быстро и слажено, успевая проделать всю работу еще до выхода на поверхность группы заброски.

22 августа. Сегодня поверхностная съемка котловины, в которой расположилась пропасть. Ходим вдвоем с Пантюхиным. В это же время "тетки" строят план и разрез, просчитывают проложения и превышения и самое главное - отметку (т.е. глубину пещеры). Отсутствие привычного инструментария осложняет работу, но голь на выдумки хитра, препятствие это обходим "по кривой". Правда времени уходит на это уйма. А вот и первая новость: лагерь 400 лежит на глубине 350м. Сообщаю это Панте. Внешне он не реагирует никак.

23 августа. Под землю уходит группа Валеры Бобрина. В ее составе  - Вася Даниленко, Володя Родичев, Коля Леонов (все Симферополь), Витя Дворянинов (Ялта), Юра Шаповалов (Севастополь), Валентин Овчаренко (Львов). Красноярец уводит свою группу заброски до 800м, где должен поставит базовый лагерь и возвратиться обратно...

Гладко было на бумаге... Колодец 60 метров. На дне его лагерь 400. Но сам лагерь расположен на громадном, почти 20м каскадном натеке, поднимающимся в противоположную от места спуска сторону. Телефонный провод, чтоб не мешался, протягивают прямо к лагерю. На спуске - видя лагерь прямо перед собой - многие хватаются за него и начинают подтягиваться. Но параллелограмм сил - штука упрямая, и если в начале дело идет бойко, то при увеличении угла маятника рвется там, где тонко. А тонок провод (разрывное усилие 56кг). Размах маятника составляет к этому моменту уже метров 15, а наибольшая скорость у подвешенного к веревке тела где ? - Правильно. Там, где тело должно висеть свободно. - Оно и висит там свободно, пока товарищи снимают его с навески.

Витя Дворянинов увернулся. Сам спустился до дна. Сам поднялся до лагеря. Сам уговорил Пантюхина, что с ним все в порядке. Сам провел ночь в лагере на 400, ожидая возвращения группы заброски. Сам поднялся на следующий день на поверхность, когда стало ясно, что связь с группой потеряна. Завидую его мужеству. Сам исправил свою ошибку. Да только вот простых таких ошибок не надо. Диагноз: сотрясение мозга, множественные ушибы.[1]

Колодец с той поры как заколдовали. Только с пермяками знаю четыре аналогичных случая. А сколько окончившихся более благополучно?

А связь? До лагеря 400 к ней нет замечаний. Провод проброшен новый. А дальше? Дальше поработал нечистый дух, да не пещерный. Тот же дух, что козни чинил на поверхности. Провода оборваны и концы заделаны под камни.

24 августа. В штабной палатке тишина. Телефон безмолвствует. Все теряются в догадках. К вечеру выходит Дворянинов. Виновато отводит глаза и отправляется в палатку "зас....ев" так окрещен лазарет, где командует Лариса Вершинская, дипломированный медик и наш экспедиционный врач. Изящная женщина обязала всех докладывать о любых отклонениях от нормы, пардон, со стулом. Ввела жесткие правила мытья посуды и прочей сан. гигиены. Опасаясь дизентерии и поставили отдельную палатку под карантин. Куда немедленно помещаются все с замеченными отклонениями в жизнедеятельности организмов.

Воодушевленные таким началом лагерной жизни кое-кто попытался "скосить", однако все быстро поняли, что сидеть целыми днями в палатке значительно хуже, чем бегать по окрестным горам в поисках новых пещер. Поэтому палатка пустует. И по вечерам используется под кают-компанию, где поют и играют на гитаре Коля Леонов, Сережа Беляев, Валера Шмырев.

Изредка, кто-то из остряков, проделывает, как сегодня, дежурную шутку. От воронки с буквой «М», марширует к палатке Пантюхина, ведомая Шурой Шевчуком колона. По команде: "Стой! На ле-во! Смир-рно!" Шура подходит к Гене и докладывает:

- Товарищ начальник лагеря! Состояние стула у членов симферопольской команды удовлетворительное. Пуфик.

25 августа. В лагере общее ликование. Утром, часов около 10 вдруг ожил телефон. Голосом Васи Даниленко он вещал из лагеря 400.

-          Алло! Алло! Базовый! Дайте Гену. Гена! У нас все зае...то. - Хохот собравшихся был ему ответом. Отовсюду бежал народ с единственным вопросом:

-          Что он сказал? Что он сказал? - Пантюхин продублировал:

-          Вася. Здесь женщины сбежались. Они не поняли, что ты сказал?

-          Так я ж говорю все в порядке! - удивляется он женской непонятливости - Мы сначала немножко притомились, потом долго проспали.

Ничего себе - 36 часов машинально отмечаю про себя.

-          Почему на связь не выходили? - допытывается Пантя.

-          А не работает она. Вот только на четыреста заработала.

26 августа. С микроклиматическими измерениями до 700м. уходит группа Сергея Белинского. Вообще то основная их задача это незапланированная заброска продуктов и горючего в лагерь 700 и прокладка новой телефонной линии. Пермяки занимаются геологической съемкой. Вечером к своей палатке зовет Гена. На связи Сережа Белинский. Просят пустить их до лагеря - 800. Я этих ребят знаю плохо (вместе мы не работали). Поэтому полностью полагаюсь на мнение Паши Петрова и Пантюхина. Нам будет немного легче.

27 августа. Ну вот наконец наступает и наше время. Встаем чуть свет, есть желание уйти под землю еще до того, как безжалостное дневное светило обрушит на нас всю свою мощь. Собираюсь быстро, весь снаряж готов еще с вечера, остается только тщательно упаковаться в свитера, конденсатник, гидру, комбенизон. Одеть положенную сбрую… Через пол часа я готов и чтобы не оказаться бездельником, готовлю спортивный напиток по рецепту Абалакова, способного придать нам сил в земных глубинах.

Нас под землю уходит шестеро: Геннадий Пантюхин, Павел Петров, Олег Чурин, Александр Шевчук - все из Симферополя; львовянин Мирон Михалевич и пермский спелеолог в моем лице. На шесть человек - семь транспортировочных мешков  в которых база, продукты, и веревки на 500 метров глубины. Мы страстно надеемся пройти дальше французов. В экспедиции витает панибратское: "Бержуха"[2] - подвинься". Окружающие молча наблюдают за процессом одевания. Паша ворчит: «Ну прямо утро французского короля». Наблюдатели и в самом деле пытаются упредить наши желания. Наконец то все готово. Солнце уже раскалило свою сковородку и все мы мокры, как церковные мыши. Провожать нас выходят всем лагерем. Фотография на память. Прощальные возгласы и мы по одиночке исчезаем в узкой и темной щели на дне небольшой воронки. Уходим на пять дней. Щелкают затворы фотоаппаратов,

Мы должны пройти по всем ступеням этой гигантской тысячеметровой лестницы, огромной спиралью уходящей в глубины плато. Должны дойти до пределов возможного и вернуться на поверхность, сняв план пещеры, составив ее геологическое описание, проведя микроклиматические наблюдения.

От лагеря 700 начинаем с Пантюхиными вести топосъемку. Из-за известных событий она оказалась не сделанной надлежащим образом.  Одно из непреложных правил в этом деле - все делать по пути туда. На обратной дороге может не хватить времени, да и просто человеческих сил. Съемку веду в жесткой манере: все углы в 1-3 градуса считаются 0, используется любое зеркало воды для построения горизонталей, отвесы перемеряются дважды по свободновисящей веревке и т.п.

 Добираемся до лагеря 800 с двумя перекусами всего за 7 часов. Здесь провожаем на поверхность группу Белинского и располагаемся на ночлег.

Еще одно правило - передать сразу же на поверхность все данные топосъемки. Группа обеспечения (гроб) просчитывает, строит, и если есть видимые ошибки, сообщает все замечания для проверки сюда, вниз. Пока готовится ужин надиктовываю данные замеров. Пермячки просчитают, нарисуют и утром сообщат результат.

28 августа. Утром просыпаемся с сознанием необычности происходящего. Сегодня уйдем так глубоко, как никто до нас в стране еще не спускался.

Разбиваемся на две тройки: Петров, Михалевич, Шевчук уходят с навеской до возможного конца. Пантюхин, Евдокимов, Чурин прихватывают базу и с топосъемкой не торопясь следуют за ними. Наша задача - найти место для промежуточного лагеря.

Последние переговоры с поверхностью: узнаем, что отсняли вчера 120 метров вертикали, что в лагере появились очередные корреспонденты. Договариваемся о связи между группами через поверхность, и прихватив свои мешки уходим ко дну. Попутно осматриваем мощный левый приток, пройдя до его первого водопада. Значит идущим за нами есть работа.

Где-то на 900, сразу после 45м колодца находи ровную каменную полку, и неожиданно обнаруживаем какую-то жилу прорезающую толщу известняка. Отбираем образцы, разбиваем лагерь. Красным бутоном расцветает палатка. Это Гена освещает ее изнутри распаковывая транспортники, готовит спальные мешки и теплое белье. Рядом шипит синее пламя примуса и слегка замедленно движется фигура Олега. Он готовит ужин. Я занимаюсь телефоном. Кабель натянут высоко и приходится делать снижение. Достать до провода руками могу только у следующего колодца и я стою у его края стараясь сделать все надежно. Мне все время мерещатся голоса, я отвлекаюсь, пытаясь понять - кто там, и снижение все не удается закрепить и я прерываю этот занимательный процесс, чтобы сообщить Панте о своих сомнениях. Он смотрит на меня с сожалением ("перегрелся парень"), качает отрицательно головой. Отвечает коротко:

- Нет. Тебе показалось. – Показалось так показалось, напрочь отключаю посторонние раздражители. Быстро заканчиваю работу и вызываю Базу. С поверхности Дворянинов скучным голосом сообщает:

-          Серега, они дошли до дна. И поднимаются на поверхность. Скажи Гене. – Мир проигнорированных звуков возвращается ко мне.

 «Да, это возвращаются они». Ловлю себя на мысли: "Она нас обманула". Подзываю Гену и молча отдаю ему телефонную трубку. По тому, как он молчит, догадываюсь об обуревающих его чувствах. Вскоре появляются ребята. Подстраховываем их. Паша. Мирон. Шура выбирается последним и не переведя дыхания сразу включается в руководящий процесс:

-          Так! Мы сейчас едим, ложимся спать. А вы вниз с... – дальше он не успевает закончить. Накопленные Геной эмоции прорываются наружу небольшим, но яростным Везувием. Единственное, что я смог для них сделать, накормить нашим обедом, и они понуро, будто ощущая за собой какую-то провинность уходят в лагерь 800. Будут там ждать нашего возвращения.

Узнаем: большое подземное озеро преградило нам путь своим сифоном. В озеро нырял Шура. Прохода не нашел.

Готовим себе ужин.

Ложимся спать.

29 августа. Петров, Шевчук, Михалевич в лагере 800. Отдыхают, приводят себя в порядок. Наша тройка уходит со съемкой до дна для поиска вероятного продолжения. Если продолжения не будет, уходим с выемкой снаряжения до 900м. Скучный день. Короткая серия колодцев, практически без переходов между ними. Падающий в озеро водопад. Изумрудное, от запущенного вчера уранина, озеро, вытянутое клином. Подъем до лагеря. Мешки со снаряжением.

Процесс пошел в обратном направлении. Теперь все, что мы опускали и развешивали; снимается, упаковывается и тащится на поверхность. Выносим и незримую капельку нового знания. Капелька эта изрядно горчит.

Уже лежа в палатке, диктую данные топо наверх. Все. Спать. Однако долго не могу уснуть. Рядом ворочается Олежка. Задает вопросы. Пантя отвечает. Не дают покоя эмоции. Притворяюсь крепко спящим. Им еще моих не хватает. Скучный день.

30 августа. С утра звоним своим товарищам в лагерь 800. Состыковываем время встречи. Они должны подойти к нам в тот момент, когда мы начнем выброску. Первым - Пантюхин на моих самохватах. Комментарии его я приводил. Самохваты сбрасываются вниз. И пока я привязываю свои, наверх поднимается Олег. Цепляю по очереди мешки со снаряжением, их восемь. Начинаю подъем. Колодец следует за колодцем, число мешков растет и все дольше мне приходится торчать под уступом, придерживая оттяжкой уползающие вверх мешки. Меняться никто не хочет, у всех проблемы одинакового характера: чтобы зажим работал, веревку приходится держать снизу. Пермские самохваты идут уже через метр без посторонней помощи. Кроме того, у нас отработан и способ самоудержания веревки.

Очередной уступ. Бог знает какой час подъема. "Шаг,… второй,.. третий,.. левая-правая,.. левая-правая,.. левая.. А черт, не схватил. ногу резче в сторону.. Уф!.. Хоть немножко отдохнуть... Вода... Ноги в стенку, пусть льет мимо... Карабин на груди повыше... Зависнуть..." Бешено колотится сердце, молоточками отдаваясь в висках. Струящаяся по веревке вода, кажется, вымывает из закостеневшего тела последние остатки тепла. Опухшие пальцы не гнутся, да и сам ты напоминаешь робота с единственной коротенькой программкой: "Шаг правой, шаг левой, шаг правой, шаг левой ..."

Где-то близко маячит неясное пятно. "Мирон, его фара. Он на страховке. Тяни ее, тяни. Да тяни же..." Вот наконец уступ. Сыро холодно здесь. Что ж такова судьба - дальше придется лезть" - слова старого гимна спелеологов завязли в ушах.

-Что? Да нет, все в порядке. Не беспокойся. Я сам. - "Тросик сюда. Болт сюда... Корпус. Корпус не уронить. Хрен потом найдешь. Дырка? Откуда здесь дырка? Не было на предыдущем отвесе дырки. А, ладно, не вывалится. Теперь второй туда же в карман. Карабин к крюку. Муфта... Теперь потянем веревку. Что твой наждак. Откуда на ней песок?.. Надо бы перчатки. Сколько ее тут... Кажется сороковка. Мокрая двенадцатка. Десятка была бы полегче".

От напряжения руки сводит судорогой. Мысли вспыхивают и гаснут, как искры догорающего костра. Движения вялые и плавные, будто боишься расплескать чашу тепла. Веревка с трудом заталкивается в транспортный мешок. Сознание отмечает отдельной искоркой " Мягкий. Наш. Капроновый" Пока ты поднимаешься, ребята перетаскали мешки метров на двадцать дальше по коридору. Хватаешь свой и вдогонку за ними. Поворот, поворот, поворот. Боком, от стенки к стенке: грудь-спина, грудь-спина, грудь-спина...

"Наконец-то. Догнал".

- Серега. Хорошо! Давай вперед.

- Мужики, дайте передохнуть.

- Сколько мешков?

- Шестнадцать.

- Я один притащил. Семнадцать.

Шесть фигур молча перелазят через гору из мешков, вытягиваются в цепочку и начинают передавать мешки дальше. Шаг влево, мешок, три шага направо, в руки. Три шага влево, мешок, три шага направо, в руки. Три шага ... Груда мешков тает сзади, вырастая перед нами. Опять шестеро перелазят через свой завал. Цикл повторяется. Мешок, три шага направо, в руки. Три шага ... И так на протяжении почти полутора сотен метров. Стоп! Приехали. Небольшой зал.

Груда мешков. Кто-то уже ползет наверх. "Прилечь бы. На мешки".

-          Серый подержи. - "Опять?"... "Ух и льет". Стою, придерживая веревку руками, чтобы не дергалась. Облегчаю путь наверх товарищу. Где-то далеко наверху неразличимое бормотание голосов.

-          Пришел?

-          Да!

-          Лови страховку! - тупой, с подвыванием свист. Смачный шлепок.

-          Пришла!" - Так, карабин. Корпус. Кулачок. Теперь веревку в корпус, прижать кулачком. Куда? Судорога - на место! Так, на месте, теперь шпилька. Шаг, еще один, еще". Веревка тянется, пружинит, наконец мягко подхватывает твой вес и... Шаг. Шаг. Левая. Правая. - "Что на верху? Солнце? Тепло". Ноги сами перебирают метры веревки идет девятый час подъема.

Сегодня доходим до лагеря 700. Здесь устраиваемся спать своими тройками. Шевчук с командой в базе киевлян. Зовут и нас. Заглядываю. Под мощным сводом в натечной стене округлая ниша. М-да. Троим места должно хватить. Вот только пол выровнять. Нам тут явно места нет. Критически оглядываюсь вокруг. Вот если за глыбой лежащей почти посреди зала? Только чтобы наверху никто не шлындал. Приняв решение начинаю молча выкладывать транспортные мешки со снаряжением, Гена начинает мне помогать. Олег в роли кормящей матери. Выбраться из  ниши быстро невозможно, поэтому пищу он  таскает ее жильцам сам. Закончив обустройство лагеря, ужинаем сами и строго настрого  предупредив всех на поверхности, что к колодцу приближаться запрещено, пока  мы не проснемся, тихо засыпаем.