14 ноября. Третий день стоит сухая и солнечная погода. Даже не верится, что такое бывает. Отделения заканчивают, в основном, свои программы. Начинаем думать о возвращении.

Во второй половине дня появляется Горшков Женя.

Он отзывает меня в сторону и протягивает какую- то бумагу с сиреневым штампом.«Еще что за напасть?", -внутренне содрогаясь, думаю я.

-  Что это? - спрашиваю Евгения.

-  Прочти, - просит он, глядя куда-то поверх алекских склонов.

Читаю: «Хостинская городская больница. Справка. Дана Горшкову Евгению в том, что он нуждается в освобождении от тяжелой и хозяйственной работы на две недели. Дата. Подпись. Печать.».

Все как надо.

Верчу недоуменно ее в руках. Перевожу взгляд с Горшкова (рост 186 см.) на справку и обратно.

- Женя, куда она мне? Кого- нибудь здесь под ружьем заставляют что-то делать?

- Я не хотел... Он сам дал... Я сам могу на кухне... И вообще дрова там... - начинает почему- то стремительно оправдываться он.

Пожимаю плечами. Чтобы сачок, да еще со справкой, в экспедиции? Оказывается, бывает и такое.

15 ноября. Ничем не примечательный день. День как день. Тем он и хорош.

Ах, да: Леня Петеримов выкупил наши билеты на обратную дорогу. Так что в Перми мы появимся 18 ноября, под вечер. Коля Баранов (наш завхоз) прикупил все необходимое для завтрашнего банкета. В случае прибытия контролирующей организации решено встретить ее по-уральски.

Отделения, выполнившие свою программу, занимаются приведением в порядок снаряжения. Везти самолетом алекскую глину в наши планы не входит.

16 ноября. С утра прекрасная погода. Поскольку практические выходы закончены, подъем объявляем на час позже. Сегодня чистим и моем, моем и чистим. Вся поляна в натянутых для просушки веревках, на которых тут же сушится и личное снаряжение.

Высокие визитеры в лице Большого Босса службы с дамой и Маленького Босса с Шофёром прибыва­ют на УАЗзике часа через два после обеда. Глядя на измученный вид Маленького Босса, я про себя сильно сочувствую ему. Две недели с начальством на отдыхе — нагрузка экстремальная

Здороваемся, я представляю инструкторский состав и спасотряд. Докладываю о работе лагеря. Демонстрирую журнал выходов, и книгу приказов. Большой Босс хвалит и замечает, обращаясь к Маленькому Боссу:

-  Но клизьму со скипидаром мы им все равно вставим. - Я позволяю себе не согласиться и предлагаю альтернативный вариант:

-  Лучше с патефонными иголками, сильнее пробирает. - Большой Босс заинтересованно смотрит на меня, а я тем временем предлагаю пройти к огромному пеньку и перекусить чем бог послал. Большой Босс благосклонно кивает головой и внезапно спрашивает:

-  Что обозначает цвет цветных нитей, вплетённых в оплетки веревки?

-  Очевидно, год выпуска - догадываюсь я.

-  Правильно. А какая веревка может использоваться сейчас. - Я в смущении пожимаю плечами. Увы, так далеко мои знания не простираются. Нам бы веревку, хоть какую, желательно не потёртую. В прокате найти что-то приличное сложно.

-  По ГОСТУ, веревка имеет гарантийный срок службы - два года, поэтому к эксплуатации можно допустить веревки только с зеленой и коричневой нитями в оплетке. - втолковывает Большой Босс (у нас, по моему, только одна веревка с коричневой ниткой, да с пяток с зеленой; остальная веревка помечена голубыми, красными, синими нитками, а половина вообще никак.).

За профессиональным разговором доходим до сервированного стола, и Большой Босс удивленно за­мечает:

- Слушай, Григорий, а нас так на проверках ни разу не встречали.

Леня произносит тост (со свиданьицем) и дальше все идет по давно проложенной не нами дороге.

Маленький Босс раз за разом пропускает и на мой молчаливый вопрос тихо произносит: «Скорее бы уже уезжал. Работать не дает совершенно»

Часа через полтора Большого Босса повело вниз на поляну, где он благополучно запутался в веревках, и вызво­ляя босса из паутины, благополучно доводим его до машины. Где тепло прощаемся.

Вечером у нас торжественное построение. Коля Баранов роет канавку вдоль выстроившейся шеренги. Мы по команде замираем, он проливает ее припасенным ацетоном, чиркает спичкой: - выстроившуюся шеренгу озаряет оранжевый свет полыхающего пламени, фотографы щелкают вовсю затворами.