С погодой нам везло. Целыми днями вовсю жарило солнце, только изредка прятавшееся за проплывавшими в гордом одиночестве белоснежными громадами кучевых облаков.

К обеду, правда, наплывали целые караваны этих эверестов и монбланов и даже погрохатывало, но были эти отголоски бушующей стихии так слабы и нереальны, что терялись в шорохе трав и звоне струй потоков. Серьезный ультиматум предъявлен был нам только день назад, у устья Кумыша, когда внезапно из-за горы, беспрестанно гремя, будто старая телега на мостовой, выползла чернильно-черная туча и опро­кинула на нас приличный ушат воды, сопровождая этот свой хулиганский поступок светопреставлением.

Изящные, всех цветов радуги, от багрово-красного до почти ультрафиалетового, молнии яростно гвоздили в окрестные вершинки, скалы и берега, будто старались испепелить все окружающее. Спектакль окончился через полчаса. Восхищенные зрители выбирались из палаток, оживленно обсуждая декорации, режиссуру и исполнителей. Остро пахло озоном. Через час мы встречали «Ветерок» и радость встречи и события следующего дня на как-то затушевали впечатление от  этой "премьеры".

И сегодняшнее утро ничего особенного не предвещало. Встали, как обычно, рано. Как обычно по утрам над рекой лежал сплошным, ослепительно снежным ковром туман. Зарядка, утреннее купание, завтрак. Недолгие сборы. Отплытие. До обеда плыли спокойно. Солнце то скрывалось за облаками, которых было несколько бо­лее обычного, то продолжало с завидным энтузиазмом чернить наши ноги и спины. Не доплыв до камней "Пять братьев", остановились на обед. На повороте стояли только два брата и на наивный вопрос:

- А где ещё трое? - кто-то брякнул в ответ:

- В магазин побежали, обед ведь скоро.

Я пошел с дочерью Русланой бродить по берегу, собирать красивые галечки и камушки. Если внимательно смотреть под ноги, то среди множества белых окатышей известняка нет- нет да и попадется то красная галечка яшмы, а то и  халцедон или  агат. Наши поиски были в разгаре, когда вдруг зашумело и вокруг стали падать редкие крупные капли дождя. Мы подняли головы и охнули от неожиданности. В пяти метрах от нас поперек пляжа, поперек Чусовой, хлестали сильные струи дождя. К нам долетали лишь отдельные капли и светило солнце. Зеленоватое зеркало Чусовой, натыкаясь на них, покрывалось редкими оспинами, чтобы через несколько метров стать пепельно-серой лентой. Мы поспешили удрать, но полоса дождя следовала за нами шаг в шаг. Едва успели укрытся под полиэтиленовым тентом, предусмотрительно растяну­тым над кухней, как с озорных шумом по нему пробарабанила мелкая дробь и все стихло. Солнце будто и не исчезало. Но стыдливо подернулось туманной дымкой.

Послеобеденный сплав - это мертвое царство возвышающихся над плотом животов, спокойно переваривающих пищу. Выше них только фигуры вахтенных, бдительно высматривающих подводные камни, да мачта с трепещущим небесно-синим ВИВским флагом. Откуда-то с верховь­ев реки задул холодный ветер. Впроче,м животы на него не отреагировали, только чья- то рука натянула поуютней штормовку, да Ко­мендант влез в свой парадный мундир военного строителя. Ветер же притащил за собой какую-то серую муть, осыпавшую мелким нуд­ным дождем все вокруг. На «Ветерке» срочно распаковали палатку и, укрывшись под ее серебристой крышей, стали наблюдать за происходящим. Суетились и на "Стремительном". Только "Великий скачок"  гордо нес палатку, поставленную по всем правилам ещё утром. Его команда, бросив вахту, забились в её уютное нутро. Впрочем, под прикрытие серебрянки дезертировал и вахтенный на "Ветерке".

Где-то в поднебесье заметался, высекая искры, табун строевых лошадей. Ветер усилился и вслед за первыми его порывами хлы­нул ливень, только отдаленно напоминающий вчерашний. Было между ними столько же сходства, сколько его между ушатом воды, опрокинутым на голову и Ниагарским водопадом.

Наш плот, лишенный управления, немедленно сел на ближайший таш, и пришлось срочно свистать наверх аварийную команду. К своей греби я бросился из укрытия, сбросив предусмотрительно футболку (чтобы не замочить) в одних бриджах, по простоте душевной полагая, что дело обойдется двадцати-тридцатимутной программой. Комендант явился на пост, как и полагается капитану корабля в полной парадной форме,  при бинокле и фуражке. Всю глубину своего заблуждения я понял секунд через тридцать: ровно на столько хватило мне за­держки дыхания. Вода была со всех сторон: снизу, сверху, с бо­ков. Казалось, будто там, наверху, кто-то властной рукой приподнял щиты в огромной плотине и теперь мощные струи воды залива­ли все окрест, извиваясь и сплетаясь в гигантском хороводе.  Мы оказались в центре этого дикого коловращения воды.

Изредка мелькали то прибрежные скалы, то черная стена леса. Не выдержав дьявольского напора стихий – без звука, как в немом кино валились вековые деревья. Непрерывно сверкали раскаленные вспышки света и с сухим оглушительным треском рвались невидимые заряды, словно земля и небо вступили в смертельную схватку.

В этом электроводяном коктейле дышать можно было только пригнув голову к груди и отвернувшись от ветра. Под мощными взмахами гребей плот дернулся и сошел с камня. Грудь распирало от безудержного чувства какой-то первобытной радости. Сильные удары водяных потоков пробирали человеческое существо до последней клеточки, возбуждая и заражая своей энергией. От избытка её мы орали и пели. Этого показалось мало, и развернув плот поперек потока, мы погнали его вниз по течению дружными ударами гребей, догоняя ушедший вперед «Стремительный». В этот миг на небесах грохнула залпом целая батарея особо крупного калибра и небесный свод обрушился на нас тысячами своих осколков-градин.  От неожиданности и боли выронил гребь из рук и застонал, пытаясь увернуться от ударов. Куда там! Градины сыпались густой россыпью. У соседей, спасаясь от них, кто-то из вахтенных стремглав бросился в воду и поплыл саженками к берегу.

Прошел час, а конца и края этому действу не было видно. Похоже, что погода решила доканать нас. По-прежнему со всех сторон рвались в ослепительном блеске грозовые заряды, а небеса время от времени осыпали нас градом, Кожа уже не ощущала ударов, челюсти сводило судорогой, и теперь энергичная работа гребями была единственной возможностью согреться. Из-под палатки торчали посиневшие ноги; во вмятинах, обтягивающих вы­пуклые части тела укрывшихся, собирались озера дождевой воды, каждый раз выходящие из берегов при малейшем  движе­нии. Чья-то сердобольная рука протянула штормовку (кажется, это была рука летописца). И хоть вымокла она в момент, какое это было блаженство укрыться под её, тут же ставшими колом, боками.

В уже привычные звуки справа и слева вплетались новые ноты, это из береговых долин, просто со скал н склонов, с утробным ревом неслись, все в клочьях белой пены, рыжие потоки воды. Они врывались в Чусовую и сжимали со всех сторон её холодные зеленые воды.  Река сопротивлялась как могла, но уже через два часа мы плыли в одной компании с плавником, щепками, ветками и про­чим мусором, сметенным с ее берегов, в едином грязевом потоке.

К этому времени, почувствовав, очевидно, что с нами не совла­дать, непрерывные грозовые раскаты стали  нехотя откатываться  на запад. На востоке просветлело. И вскоре заморосил обычный дождик, сошедший, в свою очередь, на нет. Со всех склонов вниз, к реке скатывались густые клубы пара. Они плыли вместе с нами, но на повороте у бывшей деревни Рассольной лезли в гору, сжима­ясь чернели прямо на глазах и оторвавшись с вершин уходили в свободное плавание кучевыми облаками. Воздух был пропитан влагой, капли её казалось сновали из стороны в сторону с легкостью мыльных пузырей. Мимо проплывали потемневшие от воды скалы, леса, склоны.    Стало просто холодно. Экипаж «Ветерка» срочно натягивал на себя теплые вещи. Вечером, уже после того, как не доплыв до Усть Койвы, пристали у камней "Кобыльи ребра", под шум вновь начавшегося дождя, мы пришли к выводу, что дано нам было генеральное сражение, из которого удалось нам выйти с честью. А та, первая гроза, была лишь серьезным предупреждением о готовящихся боевых действиях. В последующие два дня погода ещё не раз совершала диверсионные вылазки, продолжавшиеся, правда, минут по двадцать. Что в них по­ражало, так это стремительность всего происходящего. В какой-то лихой, прямо кавалерийской атаке, из-за горушки вылетает клубяще­еся облако, низ его что угольный мешок, из которого сыплется ворох оглушающих громов и молний, налетает шквальный ветер, срывает и уно­сит все, что можно, опрокидывает один-два ушата воды и опять све­тит солнце, да вершины утесов клубятся клочьям тумана. Но это были проверки нащей бдительности, и мы их выдержали, возможно, сыграл свою роль суровый запрет на разговоры о погоде, но до конца экспедиции нас дожди больше не беспокоили. Вы спросите: «Причем здесь разговоры о погоде?» Просто было замечено, что едва погода становится темой разговора, как она немедленно портится.

Не опешите улыбаться. Это шутливое заявление выдержало серьезную опытную проверку. Всегда ведь находятся люди, не верящие ни во что, и доказательством для которых служит только их личный опыт. Стояла приличная солнечная погода, только за горушкой дремала кудрявая шапка кучевого облака, когда на построении было объявлено «табу» на всякие погодные темы. Рая не поверила и, как обычно, свои сомнения выразила вслух. В ту же минуту облако двинулось с места, обнажив свой черный низ. Где-то поблизости, ослепительно сверкнула молния, и тут же грохнуло так, что посыпались листья с деревьев.  Втянув голову в плечи и прикрыв её на всякий случай руками,  Рая бросилась вслед за всеми под тент. Свидетели тому все в экспедиции.