Скажите, разве вас не увлекала в детстве мечта побывать

на необитаемом острове, мечта о далеких, неисследованных странах, о неоткрытых землях, о заморских краях?  И всегда почему-то они представлялись где-то на другом конце света. А вот  представить себе, что неизведанные страны могут оказатся чуть ли не за порогом .родного дома - никак не могли, а даже обиделись бы немного за свою детскую мечту, если бы у заморских неизведанных краев оказался вдруг такой вот простой и обычный адрес:

  Николаевская область, Очаковский район.

А между тем - это так. И у наших неизведанных краев, у
легендарных берегов, куда занес нас как- то раз беспокойный ветер странствий, такой вот именно обычный адрес. В самом деле, по такому адресу можно найти много неисследованных уголков и почти необитаемых островов, можно найти сказку, надо только уметь разглядеть ее в серой прозе обыденности.

Настоящая дружба - как доброе вино – от времени только крепче становится. Вот почему мы так обрадовались, получив однажды письмо от старого школьного товарища Андрея Шевалева. Ученый-офтальмолог, сотрудник института имени Филатова в Одессе, Андрей Евгеньевич Шевалев для нас всегда оставался (как в пору далекой юности, когда открывали мы вместе  для себя «неизведанные страны" то в Каракумах, то на Севере, а то и просто на одесских берегах) - таким же романтиком чистейшей воды, добрым товарищем, знатоком и любителем археологии.

Андрей писал, что ежегодно проводит свой отпуск в плавании у овеянных мифами берегов Т'ендры и Кинбурна, что его нестерпимо влекут скалистые берега Березани, птичьи базары на заповедных островках Ягорлыцкого залива, Суворовские бастионы Очакова. И что в этих, давно знакомых местах, столько прелести и очарования, столько романтики неизведанного, что вот уж много лет подряд подымает он паруса своей краснокрылой "Мечты" и уходит на ней в синее море, к легендарным берегам мертвой Ольвии, к пустынным песчаным отмелям. И всякий раз находит что-то новое, неизведанное...

- А нам с тобой можно? - робко попросили мы в ответ на
это письмо.

(Для начала: "нам" это означало «нам троим»:- мне, Ирине Пташниковой  <1>, полу-археологу, только в отпуск иногда попадающему в настоящую экспедицию, моему мужу - радиожурналисту Степану Балакину и нашей
пятнадцатилетней дочке Машеньке, днем и ночью грезящей о должности юнги на бригантине с алыми парусами.

Ответ пришел быстро и был, конечно же, положительным (ведь старая дружба - что доброе вино...)

Мы запаслись разрешением института археологии АН УССР
на проведение археологической разведки у берегов Тёндры и
Кинбурна и стали готовиться к путешествию.

Но тут дело неожиданно осложнилось: разве же можно было
удержаться и не поделиться с друзьями нашими раостными мечтами о плавании на "Мечте"?! А друзей у нас немало и дружба туристская, освященная совместным бродяжничеством в зной и стужу, не слабее давнишней

дружбы, той, что крепка, как доброе старое вино.

- А как же мы? И мы хотим в синее море под алыми парусами!

Что было делать? Пришлось запрашивать капитана об увеличении состава экипажа. Посде некоторых колебаний капитан сказал, что можно взять еще человек пять. Так прибавилось еще два матроса - Коля Коземиренко, музыкант, выпускник музучилища,  и Вася Вукстич
(сокращенно - Вуся) студент-математик. Но Вуся, конечно же, был немыслим без черноокой Оленьки, а Оля, в свою очередь, все 5 лет  учебы на биофаке была неразлучна с бело-розовой  и пышной, как зефир, Феней Пальчик. Так и пришлось взять оба "пальчика", хотя моряк из Фенички вряд ли  получился бы - она и на воде- то держалась

не очень уверенно.

- Феничка, тебе ужасно пойдет боцманская должность,- смеялись ребята. - Научись только ругаться и «свистать всех наверх».

Феничка розовела еще больше и обещала свистать всех наверх, только бы взяли и ее.

А тут вдруг пришло письмо еще от одного спутника по многим дальним походам - от Натальи Николаевны Горбуновой, полиграфиста по профессии и  заядлого бродяги  по призванию. Она тоже хотела поплавать под алыми парусами и хотайствовала о включении в экипаж также еще двух отличных парней: рабочего Максима и физика Борборыча. Трудно было не поверить рекомендациям Наташи. И снова пришлось запрашивать капитана. Но тут

уже капитана обуяло  сомнение в плавучести сухопутного экипажа и он  предложил нам  вместо  "Мечты» две парусно-моторные лодки. И для  убедительности назвал их даже «фелюгами».

Но я даже не смогла вежливо дослушать этот коварный
план до конца. Прервав телефонный разговор, тут же послала
телеграмму:"Алые паруса необходимы!" и  бросилась  за билетами.

 Мы  учимся мореходству

Южное лето было в разгаре. Тысячи отдыхающих
под жаркими лучами солнца на пляжах Одессы. У одного из причалов Ланжерона тихо покачивалась на волнах "Таврия". Тут мы и нашли нашего капитана. Вместе с Владимиром Евгеньевичем и опытным мотористом она пытались наладить мотор, а он почему- то не заводился. И никто не мог понять почему. Забросив рюкзаки   на "Таврию», мы вступили на ее зыбкую палубу. И тут же началось наше обучение. Прямо сходу пришлось усвоить, что вместо привычного слова "веревка", надо говорить "фал" или «шкот», а якорный канат называется  совсем чудно - "кодола" , что по морю "ходят", а не "плавают", что якорь "отдают"; а не "бросают», что мачта тут тоже не просто мачта, а еще и грот -мачта, а вот этот

парус называется "стаксель" и медные колечки на нем "раксы".

 И  уже первый мой урок мореходства завершился

морским ругательством:

- Стаксель с раксами! - вскричал капитан, когда я пыталась привязать веревку (то бишь, фал) от паруса обычным узлом -Разве так крепят фал? Восьмеркой  крепи,
восьмеркой!...

Расстроенная своей неспособностью и переполненная эмоциями первого морского дня, прыгнув за борт, я "ушла в море" . Надо было слегка охладить разгоряченное воображение. Холодные, прозрачные, а вовсе не синие волны подставили свои упругие бока и заколыхали-забаюкали, нежно и ласково. Тут же с  "Таврии" послышался  канючащий голосок Алешки, шестилетнего сынишки капитана:

-Пап, и я хочу купаться! Можно, а пап?

Но Алешка только что перенес ветрянку и купаться ему еще нельзя. Чтобы он не завидовал и не ныл, пришлось выбраться из морских объятий и мне.

А мотор все не заводился, и безжалостно палило солнце и вокруг "Таврии" плескались, резвились, визжали и смеялись сотни купающихся. Чтоб не дразнить Алешку и не раздражать капитана, нам нельзя  было к ним присоединиться, так что  первый день на море принес нам Танталовы муки. Кончилось тем, что мягкосердечный
папа-капитан не вынес  Алешкиного нытья и держа за руки,
прямо с палубы, окунул его в прохладную воду. Тот успокоился, но  через несколько минут все повторилось снаачала. Солнце припекало, за  бортом визжали и барахтались у кодолы мальчишки, норовя напороться на якорь. Алешка им завидовал, тянулся к воде, рискуя свалиться за борт.  Папа-капитан нервничал, мотор по-прежнему не заводился, и мы тоже изводились от жары.

 В результате к вечеру все так вымотались, что готовы были бежать куда глаза глядят...

Так прошел наш первый морской день. Сейчас легко говорить «прошел день». А каким долгим он нам тогда показался!

Но вот вдруг, так и не открыв  секрета своего заедания,
заработал мотор. Сделав торжественный круг у берегов Одессы, мы едва успели до наступления темноты причалить к берегу. Отход был назначен на утро, братья ушли домой собираться, а мы остались на "Таврии" ночевать и привыкать к морю.

Увы! "Морской порядок", оказывается, мало чем отличается
от "порядка" не морского: вместо намеченных 9-ти часов, отчаливаем в 17. У обоих наших капитанов обнаруживается  массаа незавершенных земных дел.

Дует попутный ветерок, играет легкая волна и "Таврия",
лихо развернувшись под приветственные крики купающихся, берет курс на норд-ост. Так началось наше первое морское  путешествие. Весело рассекая волны, мчится наш кораблик по синему морю.

                  *  *  * 

- Что это за предмет в море? Вон, вон там!, - раздается на носу.

- Где? Что это еще за «вон там»? - гремит брат меньшой.  Надо сказать: "Справа по борту вижу неизвестный предмет. Ты же - вперёдсмотрящий!                                        

- Есть сказать «Вправо по борту вижу неизвестный предмет!" Андрей, пожалуйста, завернем к этому неизвестному предмету! Ну, пожалуйста...                                                                    

 А "Таврия" уже плавно разворачиваети и, сделав дугу, подходит к загадочному предмету.  

- Да это же - бочка! Огромная! Но, увы, пустая....

- Это навернае та самая, в которую засмолили царевича

и его мамашу коварные сестрицы из "Сказки о царе Салтане"...

- Только уже после того, как он "вышиб дно и «прянул вон»...

- Скорее всего, эту бочкотару замочила какая-нибудь
нерадивая хозяйка в Григорьевке, а ее унесло волнами, - слышится трезвый голос замполита и "Таврия" ложжится на прежний курс - до наступления сумерек надо прийти к Григорьевскомупричалу, там наш первый ночлег.                                                             

...Чуть брезжит розоватая полоска на востоке. Свежо.
"Таврию" слегка покачивает. У мачты слышно сладкое посапывание незадачливых мореплавателей.

- Подъем! - тихо, но непреклонно командует брат старшой.
Если вы хотите  взять на самодур хотя бы одну "качалку", надо выйти в море до рассвета.                                                 

- А может быть,  мы не очень хотим  брать на самодур «качалку»? - в сонном голове брата меньшого звучат

умоляющие нотки. Он - не рыбак, он романтик, зачем ему  эта погоня за добычей? Да еще в такой ранний час?

Кажется,  и  мы в этот предрассветный час готовы переметнуться на  его сторону, хотя еще с вечера заверяли  брата старшего, что поднимемся по первому его зову  и последуем за ним куда угодно - он принес весть о том, что рыбаки взяли богатый улов скумбрии.

 Нехотя выбираемся из теплых спальных мешков. Бодрит
На соседних шаландах тоже проснулись,  слышны приглушенные голоса. Светятся огоньки цигарок.  Все явственнее светеет  на  востоке, надо поторопиться. Через несколько минут "Таврия" уже набирает скорость и, опережая другие шаланды, бодро режет розовеющую гладь моря.

Мотор выключен, парус поднят,  приготовлены самодуры.
Начинается таинство рыбной ловли - кто кого "обдурит»:рыбак скумбрию или она - его? Раздается радостный возглас Степана - осторожно подсекая, он вытакивает леску с двумя серебристыми, трепещущими рыбинами.

-Хороши "качалочки"! - восхищается капитан и тоже вытаскивает скумбрию.

Ловля на "самодур" - т.е. на искусственную рыбешку, требует определенного умения и сноровки, а главное - терпенья, как, впрочем, и всякая рыбная ловля.

- Настоящая уха—это уж, во всяком случае, - уха тройная, когда в одной юшке трижды отваривается разная рыба,  - со вкусом разъясняет капитан, безжалостно отрывая голову креветке и наживляя ее на крючок.

Ловля бычков - занятие куда менее спортивное, чем самодурение скумбрии. Капитан говорит:

- Берешь рачка и обмениваешь его на бычка. Вот и все.
Причем можно одновременно обменять трех безголовых рачков на трех глупых бычков, так как  крючок - тройничок.

Даже у меня это получается, хотя я и норовлю дернуть леску еще до того, как бычок окончательно решится проглотить приманку. Менее, чем за  полчаса мы вчетвером натаскали чуть ли не ведро толстых, головастых бычков и я взмолилась: ведь с единодушного согласия мужчин мне доверена почетная роль кока..

                             ( Продолжение следует)

 ___

<*>

Краткие сведения о себе:

В 1945 году окончила истфак МГУ, специализировалась по археологии. Принимала участие в Хорезмской археологической экспедиции (в 1939, 1940,

1949, 1952, 1954 и 1955  годах) и в Ольвийской экспедиции Института археологии АН УССР в 1961 г. С 1946 по 1949 годы работала в Закарапатском краеведческом музее,

позже перешла на журналистскую работу. Сейчас работаю в Закарпатском областном радио. В последние тоды археологией могу заниматься только  в отпуск, любительским порядком.